Эрик Носов покинул черту поселка и углубился в тускло освещенные, с недавних пор открытые для беспрепятственных перемещений недра «Стойбища». Здесь были свои запахи, сырые, застойные. Ржавчина, пыль, пустота. Ничего больше. Даже призраков здесь не было. Призраки – атрибут давно и основательно обжитых мест, с историей и традициями. Что за призрак без традиций?.. А здесь – ничего. Только эхо шагов.
Сочтя, что видимость некоего ритуала соблюдена, а время по-прежнему в цене, Носов воспользовался личным гравигеном. Остаток расстояния до шлюзов он одолел по воздуху за какие-то смешные минуты.
Перед тем, как покинуть борт «Стойбища», все же задержался.
Все закончилось.
Эта глава была дописана, оставалось поставить жирную точку.
Докуренной сигареты явно недоставало.
Пошарив в карманах, Носов нашел кое-что, как нельзя подходящее для красивого драматического жеста.
Оружейный патрон в стальной гильзе из древнего осыпавшегося окопа под Старой Руссой.
Овеществленный символ всех войн.
«Вы не заставите нас воевать.
Не скрою, это захватывает. Это адреналин, это драйв. Но даже мне избыток адреналина не слишком нравится, потому что обычно за ним следует головная боль».
Он усмехнулся с неожиданным для самого себя недоумением: «Я что же, старею?! Впрочем, Консул наверняка сказал бы: взрослеешь, парень… И выражение медной его физиономии при этом было бы вполне сочувственным. Уж кто-кто, а он всегда знал, что правильно, а что нет. А еще он говорил: «Когда долго общаешься с чужими, начинаешь лучше понимать своих…»
У этой симфонии событий была неважная увертюра, безумно затянутое рондо и весьма бестолковый финал. Но все завершила, как ей и полагается, пламенная кода.
Мы только недавно избавились от первобытных инстинктов, от соблазнов решать сложные проблемы простыми способами, а вы снова тянете нас назад. Это же так легко – опять сползти в кровавое мохнатое зверство! Да, игры в войнушку возбуждают и заводят. Вороненый металл, строгая униформа, чеканный шаг, орлиный взор, чугунные морды… это внушает иллюзию собственной мужественности и полезности. Ты защитник слабых, борец с мировым злом, эдакий супермен с оружием в могучих руках… пока однажды твое оружие не оказывается нацелено на своих. Это как вирус, разрастается и пожирает тебя изнутри, превращая черт-те во что.
Мы никогда больше не станем воевать. Ни с вами, ни с кем-либо еще.
Ну, по рукам-то мы всегда сможем надавать».
Эрик Носов повернулся спиной к сумрачной пустоте и выбросил патрон через левое плечо.
– Кратов, мне плохо. Я больна. Это вы во всем виноваты.
Говоря эти слова обиженным, детским голосом, Ледяная Дези при этом ухитрялась выглядеть сногсшибательно. Если бы кому-то пришла в голову фантазия снабдить классическую историю о какой-нибудь там Мери Поппинс новыми иллюстрациями, ему не стоило искать иную модель. Легкое серебристое платье в сочетании с громадной голубой шляпой и чудовищным пером неизвестной науке птицы создавало образ феерический и одновременно потешный. Кратов, в своей всепогодной амуниции джинсового стиля, служил для этой композиции весьма выигрышным фоном. Впрочем, никто не обращал на них внимания, здесь все эпатировали кто как мог.
Они сидели за столиком уличного кафе на набережной неподалеку от моста Иена и ожидали заказ. Как и повсюду в центральной части Парижа, посетителей обслуживали настоящие, живые официанты, к которым вне зависимости от возраста обращались «Гарсон!». Поэтому заказ задерживался.
– Да, я капризничаю, – объявила Дези. – Можете не обращать внимания, если вам неприятно. Я женщина и хотя бы поэтому имею право капризничать, когда мне нездоровится.
– Возможно, вы просто устали с дороги, – предположил Кратов. – И наверняка ничего не ели с утра. Бокал хорошего вина вернет вам силы.
– Да, я помню, – слабо улыбнулась она. – Глоток бензина спасет смертельно раненного кота. Только не думайте, будто я не понимаю, в чем причина. Я чувствую, что совершила что-то ужасное. Мне кажется, все это знают, но никто не хочет рассказать мне, что же я натворила. А я не помню! А вы молчите! И все молчат. Но ведь так не может длиться вечно… Внутри меня – темное облако величиной с Юпитер. И оно никак не расходится. И там, внутри, скрывается какая-то жуткая гадость. Отвратительно! Поэтому я злая, больная и все время капризничаю.
– Не выдумывайте, – сказал Кратов. – Насколько мне известно, в какой-то момент ситуация действительно вышла из-под контроля. Но тут явился наш добрый Кырханг и довел ее до совершеннейшего абсурда. Как она того, собственно, и заслуживала.
– Вы врете, – сказала Дези убежденно. – И все кругом врут. А я с вами миндальничаю вместо того, чтобы приложить профессиональные навыки и докопаться до правды. Моя беда в том, что я не могу применять свое искусство к людям, которые формально считаются здоровыми и не просят о помощи. Кратов, только рискните попросить меня о помощи, я из вас достану всю подноготную, попомните мое слово!
– Я буду чрезвычайно осторожен, – заверил он.
Весьма кстати явившийся гарсон создал желанную паузу в их напряженном диалоге, больше похожем на странную дуэль, где один постоянно нападает, а другой прикидывается манекеном. Поставив на столик два бокала красного вина, блюдо с сыром, корзинку с пирожными и пепельницу с сигаретой, он выждал несколько мгновений, отвесил короткий поклон и стремительно удалился. Дези немедленно сделала большой глоток и зажгла сигарету, энергично начертив ею в воздухе символ бесконечности.