Пламенная кода - Страница 61

А пока мы с Тамарой Форестье валяемся на песочке под настоящим, вполне себе жарким солнышком или сидим в шезлонгах, провожая закат, и нам хорошо. Никто нас не гонит домой, никто не следит за каждым нашим шагом. До нас вообще никому нет дела.

Это удивительное чувство ненужности… и безопасности!

Первое, от чего мы отвыкли, то есть буквально в один момент, так это эхайнский патруль. Мы перестали ждать, что вдруг из темноты возникнет капрал Даринуэрн с постной физиономией и пробурчит, что, мол, правила нарушать нельзя, что, мол, расходитесь по своим клеткам. Он хороший парень, но о нем я ни капли не скучаю. Надеюсь, у него все хорошо. Так же как и у нас.

После того, как родным разрешили нас навещать, я окончательно убедился, что это не обман, не какая-то хитрая эхайнская провокация. Слишком много новых человеческих лиц. Иногда это даже утомляет. Хотя, не скрою, и сам иной раз зашмыгаешь носом, когда видишь эти встречи, эти объятия, эту радость.

Винс де Врисс окончательно выздоровел и наконец встретился со своей девушкой. Хотя какая она на фиг девушка… они почти ровесники, и у нее уже дети. Было забавно наблюдать, как они бегали по острову друг за дружкой, ссорились, мирились, снова ссорились, и не было никакой возможности от них укрыться, они со своими сценами любви и ревности были одновременно и повсюду. А когда вечером мы с Тамарой по заведенному обычаю пришли на берег, то обнаружилось, что эта чокнутая парочка заняла наши шезлонги.

У нас тоже были гости… ну и умора была смотреть на лицо отца, когда он вдруг узнал, что теперь является не самым старшим наследником винодельческого дома «Жорж Дюваль и сыновья», а лишь третьим в очереди! «А вот не надо было шляться где не след!» – пояснил ему дед Дюваль, а братья, младший и средний, которые по возрасту обошли папулю, посмеивались беззлобно, хотя и не без ехидства.

Вообще вся эта чехарда с пятнадцатью годами жизни, которых лишили нас эхайнские экспериментаторы, доставляет заботы либо тем людям, которым все что угодно способно доставить заботу… есть такие, сейчас-то чего таиться!.. либо психотехникам, которые пекутся о нашем благополучии в полной готовности прийти на помощь в любое время суток.

А помощь порой бывает очень кстати.

Линда ван Брестеде узнала, что ее жених, не надеясь на возвращение, избрал себе другую суженую, из ближайших подруг… и оба не так давно погибли в каком-то жутком кататаклизме за пределами Земли. Женская истерика – неприятное зрелище…

У ван Ронкела в его отсутствие повзрослел, стал экстремальным медиком и пропал без вести у черта на рогах, в удаленнейшей галактической миссии, единственный сын. Истерики не было, но жутковато было видеть, как этот здоровяк, которому все было нипочем, от которого отскакивали все переживания и стрессы бытия в замкнутом пространстве, как дробинки от бетонной стены, вдруг утратил всякий интерес к жизни.

Хоакин Феррейра, всеми забытый колонист, поначалу производил впечатление тихого идиота, хотя кое-кто еще припоминал его как человека громогласного и размашистого. Он с трудом разговаривал, был постоянно погружен в себя и, похоже, совершенно не понимал, зачем он здесь, что за существа его окружают и кто он такой есть. Эхайны своими опытами лишили его памяти и личности. Но человеческий мозг – устройство очень сложное и многоэтажное. Чтобы потерять все, что там хранится, нужно разрушить его полностью. Через неделю Феррейра узнавал свою семью, таких же смуглых, патлатых и шумных латинос всех возрастов и обоего полу. Однако пребывание в заложниках по понятным причинам осталось за пределами его восприятия – но, может быть, оно и к лучшему.

Да, и есть еще Клэр Монфор, которая как-то уж чересчур близко к сердцу восприняла гибель Оберта.

То есть, конечно, все мы были огорчены его смертью. Особенно если учесть, что случилась она уже после прихода спасателей. Он мог бы жить, если бы не увел свою группу так далеко. Или не бросился бы очертя голову на эхайнский ствол. Или если бы его тело доставили в наш лагерь до того, как ушел Сева… Но сказать, что Оберта все как-то особенно любили, было бы преувеличением. Мне он казался всегда себе на уме, слишком ироничным, слишком хитроватым и как-то уж чересчур пекущимся о собственном благе. Кто мог знать, что вдруг ни с того ни с сего он совершит настоящий подвиг? Иногда на подвиг отваживаются случайные люди, у которых не оставалось иного выбора. Героизм тут ни при чем.

Если уж кто и герой, так это носатый прикольный парень, что всем заправлял до прихода медиков. Клэр Монфор с громадным злорадством рассказывала, как он отлупил офигенных габаритов эхайна, который убил Оберта. В эти минуты врожденный, присущий каждому человеку гуманизм в ней явно безмолвствовал. Что удивительно: спасатели, которые иногда прилетали на остров проведать нас, не могли вспомнить его имя. Не то Фармер, не то Фостер… Какая-то темная, сильно законспирированная личность из числа тех, кто давно и профессионально противостоит эхайнской агрессии на главном направлении.

Люди иногда срываются, и всегда это связано с утратами.

Но любые раны обязательно заживают.

Линда ван Брестеде бродит по пальмовой рощице с молодым медиком. И ван Ронкел снова научился улыбаться, хотя понятно, что мыслями он слишком далеко от наших забот.

Феррейра покинул остров, жарко обнявшись со всеми мужчинами, расцеловав всех детишек и перетискав всех девушек. При этом он громко орал, что все мы его друзья и первые гости в его поместье в Сан-Фернандо, и размахивал руками, как ветряная мельница.