– Ну да, ну да… – бутон с нарисованным лицом совершал размеренные кивки в такт словам. – Так вот, о заблуждениях. Вы уже убедились, что я не Харон. Почему вы вообще рассчитывали встретить здесь Харона?
– Дези Вифстранд нуждалась в том же, в чем и я двадцать с лишним лет тому назад. И, судя по всему, она это получила. Как и я в свое время – от Харона. К которому привел меня добрый доктор Стеллан.
– Вам же сказали, что Харон умер. Почему вы не верите людям на слово?
– Людям верю. А в совпадения – не очень.
– Да, в таких случаях я люблю говорить: не бывает случайностей, бывают хорошо поставленные трюки… Что ж, из соображений преемственности… хотя в моем случае это звучит весьма двусмысленно… можете называть меня Хироном.
– Мое почтение, monsieur Хирон, – поклонился Кратов. – Должен ли я представиться?
– Вы будете смеяться, – сказал Хирон, – но я знаю на один ваш титул больше, нежели вы сами.
– Неужели?
– Разведывательное сообщество Черной Руки Эхайнора, сочтя, что настало время отнестись к вам серьезно, присвоило вам псевдоним «Дохрудесс», что означает…
– Зануда, – хмыкнул Кратов. – А еще точнее – вшивый интеллигентик, шляпу надел, очки нацепил… Похоже, они неверно интерпретировали мои личностные характеристики и не подозревают, каким весельчаком я могу быть.
– Все дело в вашей ноте гранд-адмиралу Вьюргахихху, – пояснил Хирон. – Таким языком ультиматумы не выдвигают. Нужно было хотя бы раз крепко выбранить адресата. Вы же бывший плоддер, должны уметь… Позвольте же, однако, развеять остальные ваши заблуждения.
– Вы читаете мысли?
– Вы озвучиваете свои мысли всем своим телом. Ну, и эмо-фон никто еще не отменял, а эмо-фоны мы читаем лучше вашего… Итак: я не принадлежу к сообществу тектонов, и, следовательно, «дыхание тектона», как вы догадались, здесь ни при чем. Наша раса, которую вам из экономии фонетических усилий позволительно именовать «мейалами», хотя самоназвание наше звучит иначе, но вряд ли его акустический эквивалент способен закрепиться в ваших мыслительных процессах… Так вот, мы, мейалы, обладаем врожденным подобием «чувства мира», которое так помогает тектонам ориентироваться в галактических процессах. Собственно, у нас тектоны и позаимствовали сей дар – разумеется, со всеми издержками. Здесь надо кое-что пояснить. Когда вы говорите, допустим, с ребенком, вы используете особые коммуникативные приемы, которые дают ему возможность вас понимать. В своем кругу вы общаетесь иначе, как равные среди равных. С окружающей техногенной средой или, допустим, с животными применяются другие сценарии взаимодействия и управления информационными потоками. Можете на досуге пересчитать собственные коммуникативные модальности. У обычного мейала их около двух сотен. И если для общения с вами я избрал, к примеру, модальность за номером один…
– Как с ребенком? – усмехнулся Кратов.
– … то для диалога с мирозданием мы прибегаем к высшей модальности. Она-то и сопровождается всплесками инфразвуковых волн. Увы, я принужден находиться в постоянном контакте с собственным миром, вне зависимости от того, приятно это моему визави или нет. Поэтому, если вы расположены продолжать беседу, вам придется как-то приспособиться к тому, что по аналогии с известным феноменом следовало бы назвать «дыханием мейалов».
– Но Дези… доктор Дезидерия Вифстранд…
– Упомянутая юная madame совершенно толерантна к особенностям моей жизнедеятельности. Ангелы… вы должны понимать, внешнее сходство обманчиво… они все же иные. Что же до ее спутника, то ему приходилось несладко, и не скажу, что меня это не забавляло.
– Ничего, уж я не дам вам повода к насмешкам, – сказал Кратов. – В конце концов, у меня есть опыт общения с тектонами.
– Заметьте, я не спрашиваю, как вам удалось меня найти или, как это иногда говорят в некоторых профессиональных сообществах, вычислить. Возможно, я был излишне беспечен, либо по самонадеянности старшей расы недооценил вашего проворства… Однако же приступим. Здесь очень важен первый вопрос. Он задает интонацию всей беседе. Ошибетесь – и все покатится не по той колее…
Кратов огляделся. Он неплохо видел в темноте, хотя в том углу, где угнездился его собеседник, не мог разобрать ровным счетом ничего внятного. Но пару кресел возле стены он все же высмотрел и не преминул воспользоваться тем, что было ближе к входу, зато подальше от источника тягостных ощущений. Сидеть было еще более некомфортно, чем стоять и переминаться с ноги на ногу, но, похоже, ему снова нужно было кое-что самому себе доказать. Главное – никаких трясущихся конечностей, пересохшей глотки, учащенного дыхания. Никаких сигналов мсье Хирону о том, что тот хотя бы в малейшей степени владеет инициативой.
– Что происходит? – спросил Кратов безмятежно.
Хирон вполне по-человечески захихикал.
– Эволюция, mon docteur. Эволюция, паки эволюция, ещежды эволюция. И ничего более. Вы ведь не думали, что все уже позади? А это даже не середина пути! Мы, мейалы, одна из немногих рас, которая прошла свой путь до конца. Для нас действительно все безнадежно завершилось. Теперь ваша очередь. Конечно, не только ваша… но кто сейчас говорит об остальных? Верите ли, нам очень тоскливо в своем тупике. Виду не подаем, шуточки шутим, развлекаемся, бодримся. Затеваем рискованные игры галактического масштаба. А впереди – ничего. Даже не стена, которую можно попытаться проломить или, там, как-то обойти. Ни-че-го. Небытие. По этому поводу возникает масса вопросов, а посоветоваться не с кем.
– Но вы и сами не слишком-то склонны раздавать советы.