Пламенная кода - Страница 51

– Я займусь светом, – обещал Кратов. – А заодно и выпивкой. А вы озаботьтесь посудой.

Он вернулся к себе в каюту, откуда прихватил бутылку заурядного, трехлетней выдержки, коньяка «Принципал» и сверток из жесткой ткани. Кырханг терпеливо дожидался его в темноте, сидя за столом и покойно сложив руки на коленях. Перед ним стояли два стаканчика из экологичного органопласта, вроде тех, что обыкновенно берут с собой в поход беззаботные земные туристы.

– Ого, – сказал Кратов, – а вы предусмотрительны.

– Это я должен говорить «ого!», – поправил его Кырханг. – Кому пришло бы в голову тащить на эхайнские спацитории федеральную выпивку?

– Кстати, как вы переносите алкоголь?

– С алкогольдегидрогеназой у меня все в порядке. Я не в восторге от перспективы этанолового удара по центральной нервной системе, но сознаю, что иногда бывает полезно на время отключать мозги.

– Допустим. А как с закуской?

Ухмыльнувшись, Кырханг разжал громадные кулаки и выложил на стол перед собой два ребристых, в пористой кожице, фрукта.

– Это сирингийские хризоны, – пояснил он. – Не самая адекватная замена цитрусам, но у вас все едино нет выбора. А это, – продолжил он, упреждая очередной кратовский вопрос, – нож. Эхайнский, керамический, из личного арсенала мастер-сержанта Сэтьятунда. Основную часть боекомплекта наш новоиспеченный гражданский инструктор употребил по назначению, но кое-что сохранил… так, на крайний случай. Поскольку означенный крайний случай, позволю себе легкий каламбур, так и не случился, мастер-сержант презентовал его мне. На память. Полагаю, я нашел ему наилучшее применение.

– Это ведь не то, чем вы?.. – с громадной осторожностью начал было Кратов.

– Разумеется, нет, – поморщился Кырханг, ловко, если принять к сведению недостаток света, кромсая фрукт на аккуратные ломтики. Должно быть, он был достаточно подготовлен по прежнему своему роду деятельности, чтобы видеть в темноте. – То был хоманнарский боевой нож, и я его оставил на месте. Так что у нас со светом?

Кратов распутал жесткую ткань, сходную с мешковиной, в которую кому-то пришла фантазия вплести серебряные нити, и взглядам явилась ощутимо хрупкая перламутровая раковина Какхангимархского Светоча. Он поднес к устью реликвии загодя приготовленную зажигалку, и Светоч ожил, налился внутренним сиянием, выбросил огненные плети.

– Гм, – сказал Кырханг с сомнением. – Вы уверены, что нашли этой эхайнской святыне подобающее применение?

– Это воинская реликвия, – напомнил Кратов. – Она освящала собой самые простые солдатские радости. А что может быть проще поминовения павших боевых товарищей?

– Никакие они не товарищи, – сказал Кырханг. – Ни мне, ни тем более вам. Но умерли они прекрасно.

– Не чокаясь, – напомнил Кратов.

– У нас так же.

Они выпили по полной. У сирингийского хризона был нежный, ни с чем известным не сравнимый вкус, который трудно гармонировал с грубоватым букетом ординарного коньяка.

– О чем станем говорить? – осведомился Кырханг. – У людей ведь принято скрашивать выпивку беседой. Или наоборот?

– Смотря чего больше, – усмехнулся Кратов.

– Мы с вами взрослые люди, – сказал Кырханг. – Если вас не коробит такое вполне таксономически выверенное обобщение… И вы не успокоитесь, пока не заговорите со мной на эту больную для вас тему.

– Пожалуй, – согласился Кратов. – Но для этого придется выпить еще по одной.

– С готовностью. – Кырханг поглядел на него испытующе. – Тоже не чокаясь?

– Я там не был, – пожал плечами Кратов, – и я не судья. В конце концов, это ваш собственный крест, вам его и нести.

Стаканы бесшумно соприкоснулись краями.

– Еще раз, – сказал Кратов. – С самого начала.

– Вряд ли я добавлю что-то новое.

– Зачем вы убили их?

– Это были убийцы, они пришли убивать, они убивали и знали, что им противостоят такие же убийцы. Кто я такой, чтобы разочаровывать их? Убийца убил убийц. Только и всего. Хоманнары лишь получили то, чего заслуживали. – Кырханг задумчиво разглядывал дольку хризона на просвет в пламени Светоча. – Меня ведь не депортируют из-за этого… гм… инцидента обратно в Эхайнор?

– Звучит банально, но вам придется жить с этим. В Эхайноре никому и в голову не пришло бы упрекнуть вас за содеянное. На той же Сиринге рано или поздно вы сами начнете задавать себе неприятные вопросы.

– Я справлюсь. Сознательно или по искреннему неведению, вы недооцениваете сложность организации эхайнской психики… да и человеческой, подозреваю. Всякая личность полимодальна, и у всякой модальности свои особенности взаимоотношений с окружающей реальностью. Конечно, я упрощаю картину, но… той части моей личности, что условно носит имя «Кырханг оррэ Монкаузи», будет нетрудно найти естественные оправдания и впредь не огорчаться. Той же части, что столь же условно именуется «Алекс Тенебра», об этих душевных коллизиях знать вовсе не обязательно… О черт! – вдруг произнес он, словно бы вдруг потерявшись. Теперь во взгляде эхайна читалась озабоченность. И эмоциональный фон вдруг, словно по мановению волшебной палочки, изменил окраску: от прежнего благодушия не осталось и следа, а на его место заступила тревога. – О дьявол!.. Только не пытайтесь размышлять на эту тему дольше, чем следует, доктор Кратов. Просто забудьте о случившемся.

– Не могу, – сказал тот, разливая коньяк.

– И напрасно. У меня нет шансов напоить вас до такой степени, чтобы заручиться вашим согласием, не говоря уже о том, чтобы у вас напрочь отшибло память.

Они неспешно, делая поправки на легкую утрату координации, чокнулись и выпили.